Икра красной салаки
- Суббота января 13th, 2024 06:00
Работа: царская охранка изучала корреспонденцию видных эмигрантов – М. Горького, Г. Плеханова, а также будущего вождя революции и его жены. По данным за 1913 год, было вскрыто 372 тыс. писем и сделано 35 тыс. выписок. Подозрительные письма переправлялись розыскным органам. Фото dzen.ru
Интенсивная жизнь в урбанизированных местах Ульяновым надоела, поэтому ещё в 1912–1913 гг. Вова (1870–1924) с Надей (1869–1939) решили переселится в провинцию.
Тем временем Инесса (1874–1920) отправилась в Россию, где благополучно угодила в лапы царской охранки, и ей пришлось несколько месяцев посидеть в тюрьме. Здесь она заразилась туберкулёзом. Наконец, её выпустили под залог и в августе 1913-го Инесса вернулась в Галицию, однако своих приятелей там уже не застала, поскольку они перебрались в Бялы-Дунаец – местность на юге современной Польши, где арендовали большой деревянный дом.
Видимо, Ульяновы рассчитывали, что гармония с природой поможет Надежде Константиновне преодолеть проблемы со щитовидной железой. Позднее на зиму парочка революционеров вернулась в Краков, а летом 1914-го снова отправилась на юг Польши и сняла квартиру в Поронине.
Жители Бялы-Дунаеца и Поронина несколько отличались от других поляков – это были смуглолицые горцы, которые разводили коров и выращивали рожь, носили черные шапки, белые рубахи и штаны песочного цвета (женщины предпочитали пёстрые платья). На посторонних они обычно посматривали враждебно.
Володе этот край понравился, однако Надю раздражали препирания с хозяйкой жилья, а нанятая в услужение местная девица оказалась глуповатой и ленивой (о своих работодателях она по собственному почину распускала самые странные и причудливые сплетни), поэтому в итоге Надежду одолела ещё и аритмия сердца.
В июне 1913-го Ильич сопровождал Надю в Берн (Швейцария), где её должен был осмотреть и вылечить лауреат Нобелевской премии Эмиль Теодор Кохер (1841–1917). Вова хотел, чтобы медик, совершивший переворот в лечении щитовидки, прооперировал Надежду в срочном порядке, однако оказалось, что нобелист, разменявший восьмой десяток, тот ещё тёртый калач.
Ильич пришёл в негодование, однако, похоже, Надю ожидание в очереди ничуть не томило. Ведь она была яростной поборницей эмансипации: раз уж надо ждать в очереди, значит, надо. После операции медик, который работал без анестетиков и был крайне нелюбезным с пациентами, посоветовал Наде пару недель провести в Альпах. Но Ильич, явно не отличавшийся терпением, увёз жену сразу же, как только она смогла ходить.
С началом Великой войны (1914–1918) Австро-Венгерскую империю охватили милитаристские и патриотические настроения, а в её польской части усилился антирусский настрой (и даже некоторые католические ксендзы с амвона лживо вещали, будто местные русские отравляют колодцы).
В августе 1914-го из Новы-Тарга в деревню прибыл ленивый жандармский вахмистр, которому было приказано найти русского шпиона. Он провёл обыск в жилище Ульяновых (тут, по-видимому, немалую лепту внесли и сплетни служанки) и решил, что тексты по аграрным вопросам со статистическими таблицами являются зашифрованным посланием подозреваемого своим предводителям в Санкт-Петербурге. В кастрюле с клейстером он узрел будущую бомбу, однако больше всего, пожалуй, Ильича дискредитировал обнаруженный у него браунинг.
Закончив обыск, жандарм побеседовал с подозреваемым, и они условились, что Ильич, как и полагается истинному политику, сам явится в жандармерию в Новы-Тарг для дальнейшего допроса.
8 августа 1914 года Вова сдержал своё слово и тут же оказался в тюрьме. Ему пришлось провести в кутузке почти две недели, пока австро-венгерские власти не убедились, что Ильич не только не шпион, но к тому же является одним из самых яростных врагов Романовых. Вова почти не говорил по-польски, однако несмотря на это как-то умудрился раздавать советы по вопросам правовой защиты другим заключенным, поэтому мелкие криминальные элементы быстро прониклись симпатией к обитателю камеры № 5.
После выхода из узилища Ильич узнал, что царская армия в Галиции доставила немалые проблемы силам Австро-Венгерской империи, поэтому ещё до конца месяца Ульяновы вместе с Зиновьевыми отбыли в Швейцарию. Едва Ильич прибыл в это самое что ни на есть нейтральное государство мира, как его потрясло неприятное известие: представители социал-демократов Германии проголосовали в рейхстаге за поддержку войны.
В эпоху Великой войны Ильичу приходилось несладко. Он становился всё более раздражительным и нервным и несколько раз едва не погряз в депрессии. Его мнение, что нужно добиваться поражения России в войне с немцами, многим казалось непонятым, а его агрессивные выпады против некоторых других марксистов отпугнули от него немало сторонников.
В 1915-м мир покинула мать Нади Елизавета Васильевна (1842–1915), а в 1916-м ушла из жизни мать самого Ильича Мария Александровна (1835–1916). Тёща была одним из немногих людей, способных говорить с Вовой откровенно, а Мария всю жизнь заботилась о своих детях и помогала им (особенно Ильичу) справляться с трудностями. И вот теперь Вова из-за войны не мог присутствовать на похоронах своей родительницы, но самым болезненным, вероятно, было то, что со смертью матери не стало и её пенсии, которой она всегда делилась со своими детьми.
Ульяновы явно ощущали нехватку денег, поэтому теперь Вова с Надей старались писать тексты ещё и ради гонораров. На смену говядине и курятине пришла конина, а Ильич в старом костюме и стоптанных ботинках, поскольку денег на покупку новых не было, всё больше становился похожим на настоящего пролетария. Тем не менее, Вова так и не удосужился устроиться на работу на фабрику или ферму. Он продолжал лишь читать, анализировать, размышлять, писать тексты и участвовать в собраниях единомышленников.
«Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции», – сказал Ильич в январе 1917-го на собрании социалистической молодёжи Цюриха в Народном доме.
